Э. С. Смирнова. Живопись Обонежья

XV век. Икона «Евстафий и Трифон» из Пяльмы

Икона «Евстафий и Трифон» из Пяльмы
Конец XV века Карельский музей изобразительных искусств

Особого внимания заслуживает икона из Пяльмы с изображением Евстафия и Трифона [КМИИ, инв. И-316.] Святые представлены в одеждах мучеников-хитонах, поверх которых надеты подпоясанные, доходящие до колен рубахи. На плечи накинуты плащи. В левой руке по сосуду. Изображения каждого из них имеются в новгородском искусстве, хотя эти персонажи не относятся к числу самых популярных.

Фигура Евстафия помещена на относящихся к первой половине XII в. окладах икон Петра и Павла и «Корсунской Богоматери» ив Новгородской Софии [Н. Е. Мнева, В. В. Филатов. Икона Петра и Павла Новгородского Софийского собора.— «Ив истории русского и западноевропейского искусства». М., 1960, стр. 99]. Он представлен в доспехах, в пару с другим воином — Прокопием. По-видимому, его культ был популярен в высших социальных кругах Новгорода. «Остафии» и «Остафьевичи» встречаются среди новгородских посадников и бояр. Это имя в сочетании с титулом «протопроэдра» встречаем на ряде вислых свинцовых печатей XI—XII вв., происходящих из Новгорода. [Н. П. Лихачев. Материалы для истории византийской и русской сфрагистики, вып. 1. Л., 1928, стр. 175; В. Л. Янин. Из истории русской художественной и политической жизни XII века.— СА, 1957, № 1, стр. 123 и сл.] Его изображения имеются и в памятниках новгородского круга ХVI в., но одежды уже не воинские, а мученические. [Икона «Евстафий» первой половины XVI в., ГРМ, инв. 991. Воспр.: Н. П. Лихачев. Материалы для истории русского иконописания, т. 1. СПб., 1906, рис. 295; поясная икона Евстафия XVI в., вывезенная Н. Н. Померанцевым из Каргопольского района (иp с. Лядины. Сейчас в Архангельском музее).] По-видимому, в этом отношении в иконографии Евстафия произошли те же изменения, что и в иконографии Георгия. [В. Н. Лазарев. Новый памятник станковой живописи XII в. и образ Георгия-воина в византийском и древнерусском искусстве.— ВВ, т. VI. М., 1953, стр. 220-221.]

Изображение Трифона есть в новгородских Прологах второй половины XIV в.[ ГПБ, Погод. 59. Упом.: В. Н. Лазарев. Искусство Новгорода, стр. 96; Е. 3. Гранстрем. Описание русских и славянских пергаменных рукописей. Л., 1953, стр. 57. Миниатюра с изображением Трифона, л. 280; ЦГАДА, ф. 381, тип. 162. Воспр.: А. И. Успенский. Очерки по истории русского искусства, т. 1. М., 1910, табл. XVIII.] и в ряде икон новгородской провинции, в том числе обонежских. [Икона конца ХV в, с изображением четырех избранных святых из Сойгинского погоста. ГРМ, инв. 1433; полуфигура Трифона на поле иконы Афанасия Александрийского с избранными святыми (XVI в., новгородская провинция, ГРМ, инв. 1204); фигура в рост в иконных святцах на февраль первой половины XVI в. иа собрания «северных писем» Ф. А. Каликина в Гос. Эрмитаже.] На основании поздних памятников, где Трифон представлен с птицей, Н. В. Малицкий полагал, что Трифона почитали на Руси главным образом как покровителя птиц. [Н. В. Малицкий. Древнерусские культы сельскохозяйственных святых по памятникам искусства.— ИГАИМК, т. XI, вып. 10. Л., 1932, стр. 17 — 19.]

В иконе из Пяльмы есть ряд отличий от традиционной иконографии Евстафия и Трифона. Прежде всего не совсем ясно, почему они объединены в одной иконе. Нам известен лишь один памятник, где Трифон представлен вместе с Евстафием — на полях иконы Георгия конца XV — начала XVI в., написанной, судя по стилю, в пределах новгородской провинции. [ГРМ, инв. 1410. Поступила в ГРМ в 1938 г. Происхождение неизвестно.]

Возможно, что объяснение связи между обоими персонажами содержится в описании обряда, включавшегося как в греческие, так и в славянские требники: «Чин бываемый над нивой, над виноградником и над садом, если станут причинять им вред гады или разные другие виды (вредителей); подобает быть литургии, и возжигает после службы иерей лампаду пред св. Трифоном, Евстафием или Юлианом (Ливийским); взяв масло от их лампад, он окропляет крестовидно поле или сад и читает молитву ...» [Цитируем по кн.: Н. В. Малицкий. Ук. соч., стр. 14. Как видим, Н. В. Малицкий обратил внимание на этот текст, но не мог сопоставить его с иконами, так как оба памятника, где Евстафий и Трифон представлены вместе (и пяльмская икона, и Георгий с палеосными святыми), стали известны после смерти исследователя в 1937 г. Не навеяно ли этим же обрядом изображение Евстафия и Иулиана на нижнем поле иконы Николы XU в. из ц. Леонтия на Заровье в Ростове? См. В. И. Антонова, Н. Е. Мнева. Каталог..., т. 1, №I' 178. Определить, изображен ли там именно Иулиан Ливийский, затруднительно.]

Из этого текста следует, что Евстафий и Трифон могли почитаться как Защитники полей от вредителей. Их связь с аграрными культами косвенно подтверждается большей распространенностью изображений этих святых в провинциальных иконах по сравнению с собственно новгородскими памятниками.

Обычно Евстафий и Трифон изображались с крестами в правой руке (атрибут мученичества), а левая бывала прикрыта плащом. Если наше сопоставление пяльмской иконы с письменным текстом правильно, то сосуды в руках святых могут быть трактованы как сосуды с маслом. Трифон, по преданию, был отроком, поэтому его полагалось изображать юным, между тем как в пяльмской иконе он представлен «средовеком» — с бородой. Это может объясняться тем, что иконография Трифона была не вполне устойчивой. Хотя в известных нам памятниках он всегда представлен юным, но по облику похож то на Лавра (с густыми волосами, как бы разделенными пробором и спускающимися на уши), то на Георгия, то на Димитрия.

Сосуды и «возраст» Трифона могут иметь и иное объяснение. Не исключено, что мастер придал Трифону и Евстафию внешний облик и атрибуты более популярных Ковьмы и Демьяна. [Не случайно на верхнем слое записи пяльмской иконы, относившемся к ХИП-XIX вв., имена Евстафия и Трифона были заменены на Козьму и Демьяна.] Правда, Демьян иногда изображался юным и безбородым, но часто, особенно на Севере, оба они оказывались «средовеками». Вероятность путаницы двух этих пар усугубляется тем, что Трифон, подобно Козьме с Демьяном, славился еще и как целитель, ибо он «бесчисленные болезни в людях уврачевавши», «исцеляхуся всякие болезни и беси от человек. прогоняхуся святым отроком Трифоном». [«Жития святых». М., 1864, л. 1 и 7 об,]

Таким образом, большинство святых обонежских икон осознавались местными жителями не как отвлеченные персонажи церковной истории, а как активные помощники в повседневных трудах.

Читайте далее: Икона «Сошествие во ад» из Сойгинцев. XV век