Э. С. Смирнова. Живопись Обонежья

Живопись Обонежья в XV веке

В XV в. традиции новгородского искусства получают на Севере еще более своеобразную интерпретацию, чем ранее. Хотя живопись Обонежья еще остается в рамках новгородской школы, но местные черты выступают активнее, и различие между искусством Новгорода и его северной провинции резко углубляется.

По немногим сохранившимся обонежским произведениям XIV в. нельзя судить об их иконографическом составе. Памятники XV в. сохранились более обильно. Это обстоятельство позволяет сделать некоторые заключения как об их иконографии, так и о характере местных северных иконостасов. Здесь нет ни одного персонажа или сцены, неизвестных в новгородском искусстве. Это обычные евангельские сцены и широко распространенные в новгородской живописи святые: Никола и Илья, Георгий и Дмитрий, Власий и Спиридоний, Флор и Лавр, Козьма и Демьян, Анастасия и Параскева, Петр и Павел. Тем не менее, специфика местного искусства проявляется и в этой области. Сложные сюжеты, многофигурные сцены были здесь еще менее популярны, чем в Новгороде. Среди обонежских памятников XV в. сохранились лишь две иконы с многофигурными композициями — «Успение» из Кижей и «Сошествие во ад с Козьмой и Демьяном» из Сойгинцев. В остальных представлены отдельные или «избранные» святые.

Обращает внимание необычайная популярность Николы. Иконы Николы составляют треть всех сохранившихся памятников. (Интересно, что среди церквей заонежских погостов, как можно проследить по писцовой книге 1563 г., Николе была посвящена также именно треть). Культ Николы на Севере был еще более распространен, чем в Новгороде. Заступник гонимых, покровитель бедных, сам «смердович» по рождению, он закономерно стал самым чтимым святым в крестьянской среде Севера. Недаром в Поморье сложилась пословица: «От Холмогора до Колы тридцать три Николы» [В. Кафинский. Церковно-народный месяцеслов на Руси.— «Записки Русского географического общества по отделению этнографии», т.-ЧП, 1877, стр. 334. ]

В Обонежье — озерном и морском крае — почитанию Николы способствовали легенды о его помощи «от потопления».

Большинство встречающихся в обонежских иконах святых связаны с сельскохозяйственными культами и иными народными верованиями, что статочно широко известно. [В.Н.Лазарев. Искусство Новгорода, стр. 106 — 108 (здесь приведена и обширная библиография).] Остатки языческих воззрений, приписывают тем или иным святым важную роль в различных крестьянских делах, были на Севере, особенно в среде карел и вепсов, гораздо более сильны, чем в Новгороде. Тесный контакт с этими народами способствовал устойчивости архаических, дохристианских элементов в местных крестьянских верованиях, и самым на культуру Обонежья налагался особый отпечаток по сравнению иными районами Севера.

Покровительство Флора и Лавра коням обретало особое Значение потому что конь в Карелии долго, даже в христианскую эпоху, считался священным животным. Карелы приносили его в жертву, и, по преданию, знамени Конь-камень на острове Коневец на Ладоге, близ Коневского монастыря был остатком языческого капища. [В. Крохин. История карел.— «Русская старина», 1907, август, стр. 359, 361.]

В карельском орнаменте изображения коня встречается еще чаще, чем в русском. [Г. С. Маслова. Народный орнамент верхневолжских карел. М., 1951, стр. 125] На большое почитание Фл и Лавра указывает их включение в состав деисусного ряда иконостаса даже в маленьких церквах, где число икон «Деисуса» было очень ограничено. Так, в Лазаревской церкви Муромского монастыря (иконостас ХVI в.) были Cпас, Богоматерь с Предтечей, два архангела, апостолы Петр и Павел, и вслед ними — Флор и Лавр.

До XIX в. доживают в Карелии языческие празднования в честь Власия — покровителя коровьих стад. Пиры-братчины устраивались не только около Власьевских часовен, но и подле придорожных крестов или священных сосен, на которые вешали горшки с молоком.[ Остатки языческих обрядов и суеверий у карелов (по книге Корстрема «Карты пограничной Карелии»).— «Финляндская газета», 1902, № 6. Покровительнипей ( та считалась и Екатерина. Среди карел записана молитва в ее честь, произнес шаяся во время выгона скота весной: «Добрая и красивая Катерина! Дай нам ляток-беленьких и рябеньких, чтобы они много ели,и от еды жирели» (там же № 11).]

От XV в. не сохранилось икон с изображениями этих святых вместе с животными. Н последующую пору их было так много, что еще в 1900-е годы по Архангельской епархии (куда входила вся северная половина Карелии) было отдано специальное распоряжение не изображать на иконах «скотских стад». [«Архангельские епархиальные ведомости», часть неофициальная, 1905, № 3, стр.80]

Илья был не только «громовержцем», дающим дождь или вёдро, но связывался у карел с их древними культами, в частности со скотоводческими. Илья должен был сохранить стада от волков. Еще в XIX в. на Ладожском озере в Ильин день у Ильинской часовни совершался обряд принесения в жертву ему быка или барана (а в древности — оленя или лося).[ А. Н. Андреев. Ладожское озеро. СПб., 1878, стр. 258.] Особое почитание Ильи у карел подтверждается и образованием в XVI в. в населенном карелами Олонецком погосте специального Ильинского прихода. Полагают, что и Ильинский погост на Водлозере образовался на месте священного урочища коренного (нерусского) населения этих мест. [Н. Харузин. Иа материалов, собранных среди крестьян Пудожского уезда «Олонецкий сборник», вып. Ш. Петрозаводск, 1894, стр. 320 — 321; С. Гадзяцкий. Карелы и Карелия в новгородское время. Петрозаводск, 1941, стр. 56.] Связь Ильи, Власия и Егория Храброго с сельскохозяйственными культами зафиксирована и у вепсов, составлявших в древности значительную часть населения Обонежья. [В. В. Пименов. Вепсы. Очерк этнической истории и генезиса культуры. М.— Л., 1965, стр. 243, 247.]

Читайте далее: Икона «Пётр и Павел» из Пяльмы. XV век