Э. С. Смирнова. Живопись Обонежья

Закономерности развития вологодской, двинской, обонежской живописи

Между тем в Вологодском крае, как указывалось, уже в XIV в. вологодская живопись выступает как самостоятельное художественное явление. В конце XV — XVI в. она усложняется, разбивается на множество течений. Оставляя в стороне сложнейший вопрос о значении дионисиевского искусства в Вологодском крае, отметим лишь две тенденции развития. Одни мастера прочно придерживаются установившихся местных традиций (например, «Чудо Георгия», ГРМ, из г. Кадникова [Воспр.: К. Оnasch. Ikonen, Taf. 75.], житийный «Георгий» из с. Лещево в Вологодском музее [Воспр. клейма: М. Alp а Вот — N. В runov. Geschichte der altrussischen Ikunst. Augsburg, 1932, Bd. П, Abb, 280; упом.: Bd. I, S. 345, 346.], поясной «Василий Великий» из Никольского погоста на р. Ваге, ГРМ). Однако все явственнее воздействие московского искусства. Это заметно уже в праздничных иконах из Корнильева-Комельского монастыря первой трети XVI в.[ «Жены у гроба» в ГРМ (воспр.: «Masterpieces of Russian Painting». London, [б. г.], pl. ХХШ; «Омовение ног», «Снятие со креста», «Положение во гроб» и очень выделяющееся «Сошествие святого духа» в Вологодском музее («Омовение ног» воспр. там же, табл. XXVI).]

Примерно с середины XVI в. вологодское искусство все сильнее вбирает в себя московские черты. В иконе «Владимирской Богоматери» с восемью клеймами праздников, написанной в 1549 г. [М. и Г. Чириковы. Храмовая икона Владимирской церкви г. Вологды и ее реставрация. М., 1908.], лишь разрозненные признаки указывают на руку вологодского мастера. Вологодская живопись начинает как бы поглощаться общерусским искусством. Это обстоятельство, очевидно, определяется укреплением культурных связей Вологды с Москвой, что происходит как раз в этот период. Раньше обособившись, вологодское искусство раньше и утрачивает свою оригинальность. Лишь в отдаленных углах края еще сохраняются мастерские, противостоящие художественным веяниям центра (например, житийный «Никола» из с. Турундаева в Вологодском музее второй половины XVI в., с его узорочностью и веселым сине-красно-желтым колоритом) [Упом.: В. Н. Лазарев. Искусство Новгорода, стр. 95.].

Закономерности развития живописи Обонежья находят больше всего аналогий в искусстве Двинской земли. Однако было бы рискованным полностью отождествлять происходящие здесь процессы. Есть основания полагать, что во второй половине XVI в. в отдельных центрах Подвинья намечается сближение с московским искусством. Об этом свидетельствуют, например, икона с трехфигурным «Деисусом» и избранными святыми [ГРМ, инв. 1421. На боковых полях изображены Петр, Павел, Никола и неизвестный святитель (Леонтий Ростовский?). На нижнем поле коленопреклоненные Зосима и Савватий.], происходящая, по словам ее бывшего владельца Е. И. Брягина, ив Двинской области, и «Воздвижение креста» из Ракул [В. И. Антонова, Н. Е. Мнева. Каталог..., т. II, № 625, илл. 76. По справедливому предположению В. И. Антоновой, эта икона, возможно, написана не двинским, а вологодским мастером.]. Между тем в обонежских иконах даже позднего XVI в. не наблюдается столь ярко выраженных московских черт.

Определившиеся в XVI в. «письма» оказывали заметное влияние друг на друга. В Обонежье проникают памятники иных северных областей, а приемы обонежской живописи обнаруживаются в произведениях соседних районов.

Вологодская живопись в свою очередь оказывала воздействие на обонежскую. На этом мы уже останавливались в предыдущей главе в связи с иконой Николы из Пяльмы. В иконе «Покрова» начала XVI в., происходящей из юго-восточного обонежского погоста Вытегры, тоже заметны некоторые черты вологодского искусства. [ГРМ, инв. 2966] Ее краски ослепительно ярки и контрастны: противопоставляется желтое, красное и черное. Особенно резко выделяются громадные черные проемы на лимонно-желтом фоне храма. Сопоставление ярко-желтого и черного известно в отдельных иконах, выверенных ид привологодских земель: например, в «Чуде Георгия» XV в. из д. Малая Шалга под Каргополем [Сейчас в ГРМ. Каталог IV. Выставки «Реставрация и консервация произведений искусства». М., 1963, стр. 17 и воспр.: С. Ямщиков. Древнерусская живопись. Новые открытия. М., 1965, табл. 42 (датирована XVI в.).]. Многие вологодские иконы XV — XVI вв. имеют ярко-желтый фон. [«Никола в житии», ХV в. из Кирилло-Белозерского монастыря. См. Д. С. Смирнова. Новые работы Музея по реставрации произведений древнерусской живописи.— «Сообщения ГРМ», вып. VI. Л., 1959, стр. 59. Поясная икона.Василия Великого ив Никольского погоста на р. Ваге (ГРМ).]

Иконографический извод иконы — новгородский, как и состав избранных святых на полях (особенно показательна фигура Варлаама Хутынского). Но это не противоречит предлагаемой атрибуции памятника, так как в вологодском искусстве нередко встречаются признаки новгородской живописи (например, в «Богоматери Игоревской» с избранными святыми [ГРМ. Воспр.: В. Н. Лазарев. Искусство Новгорода, табл. 126-а.], в приписываемом Дионисию Глушицкому изображении Кирилла Белозерского [ГТГ. В. И. Антонова. Н. Е. Мне в а. Каталог..., т. I, № 246, илл. 207. В. И. Антонова относит икону к московской школе.], в иконе «Богоматери Грузинской» с Иоанном Лествичником) [Вологодский муsей. Воспр.: Е. С. Овчинникова. Новый памятник станковой живописи ХЧ века круга Рублева.— Сб. «Древнерусское искусство ХЧ — начала XVI веков». М., 1963, стр. 115.]. Особенности вытегорской иконы становятся еще заметнее, если сравнить ее с кижским «Покровом», близким по времени и иконографический идентичным. Отличие не только в уровне мастерства (вытегорский «Покров» исполнен очень уверенно, а кижский — сбивчиво и небрежно), но и в самом существе образа. По сравнению с вытегорской иконой, с ее колючими угловатыми контурами, строгими аскетическими лицами, ярчайшими красками, в заонежском памятнике все мягче, сдержаннее и проще.

Читайте далее: Икона «Никола в житие» из Ковды. XVI век