Э. С. Смирнова. Живопись Обонежья

Монастыри в Обонежье в XVI веке

Важную роль в развитии края сыграли возникшие здесь крупные монастыри, теснейшим образом связанные с художественными традициями Москвы. На юге большое Значение имел Александро-Свирский монастырь (основан в 1485 г.) и особенно Тихвин, а на Севере — Соловецкий монастырь, основанный еще в XV в.

Уже в начале XVI в. Тихвин превратился в крупный центр южного, «Нагорного», Обонежья и привлек внимание московского правительства. По его распоряжению, Здесь на погосте в 1510 — 1515 гг. возводится каменный Успенский храм вместо прежних деревянных построек. Вокруг погоста быстро концентрируется торгово-ремесленный посад, а в середине XVI в. строится каменная крепость и образуется два монастыря-Успенский и Введенский. [К. Н. Сербина. Очерки социально-экономической истории русского города. Тихвинский посад в XVI — XVIII вв. М.— Л., 1951, стр. 21 — 23; Л. А. Файнштейн, И. П. Шаскольский. Тихвин. Историко-краеведческий очерк. Л., 1961, стр. 9 — 16. ]

Вероятно, в Тихвине работали московские художники. Новый Успенский собор был украшен иконами московских мастеров. [Болыпая часть главного иконостаса тихвинского Успенского собора хранится в ГРМ.] Через Соловецкий монастырь московское влияние проникает в Поморье. В иконостасах отдельных церквей поморских посадов встречаются произведения, авторы которых были, вероятно, Знакомы с искусством Москвы. [В ГРМ хранятся семь средних икон деисусного ряда и царские врата второй половины XVI — XVII в. из Петропавловской церкви в Вирме (см. Э. С. Смирнов а. Экспедиции в Карельскую АССР.— Сообщения ГРМ», вып. ЧШ. Л., 1964, стр. 127). Это вещи невысокого качества, но отзвуки московского искусства в них достаточно явственны. ]

Таким образом, московская художественная культура как бы наступает на Обонежье с севера и с юга. Возможно, что «экспансия» искусства Москвы на Севере осуществлялась и через иные крупные центры данного края, особенно черед Валаамский и Коневский монастыри, черед города Корелу и Орехов (как, например, на Белоозере через Кириллов монастырь, а на Двине через Сийский). Шведские набеги разорили эти места. Вероятно, там существовали иконописные мастерские, однако судить об искусстве местных живописцев мы не можем. [В каталоге древнерусской живописи ГТГ к Коневскому монастырю предположительно отнесена икона Богоматери Коневской XVI в. в собрании Остроухова (инв. 12034. В. И. Антонова, Н. Е. Мнева. Каталог..., т. II, № 638).
Не исключено, что из г. Корелы происходят некоторые иконы деисусного чина XVI в., хранящиеся сейчас в ГТГ и попавшие туда из Тихвина (В. И. Антонова, Н. Е. Мнева. Каталог..., т. II, № 648). Автор данного раздела каталога В. И. Антонова приводит грамоту Михаила Федоровича о передаче в Тихвин в 1624 г. деисусных икон ив «Корельского монастыря», разрушенного «от немецкого разорения». В. И. Антонова полагает, что грамота имеет в виду Николо-Корельский монастырь в Двинском устье. Однако в документе речь идет, вероятно, об одном из монастырей города Корелы. Их там было четыре: Воскресенский, Егорьевский, Никольский и Иоанна Предтечи (см.. архим. С е р г и й. Черты церковно-приходского и монастырского быта в писцовой книге Вотской пятины 1500 г. СПб., 1905, стр. 91-95). Именно город Корела с его монастырями был разрушен интервентами, двинской же монастырь уцелел. Против происхождения икон из двинского Никого-Корельского монастыря говорит и то обстоятельство, что «Деисус» двинского монастыря был прислан ил Новгорода в 1471 г. Марфой Борецкой; а иконы ГТГ, судя по стилю, относятся к провинциальным «письмам» XVI в. (темные лики, сухость бликов, характерные деленые фоны).
Таким образом, в грамоте Михаила Федоровича, вероятно, подразумеваются иконы одного из монастырей Корелы. Но мы не уверены, можно ли отождествлять упомянутый в грамоте «Деисус» с иконами ГТГ иа Тихвина. Ведь в огромном Тихвинском монастыре, вероятно, хранился не один деисусный чин. Поэтому мы остерегаемся делать какие-либо выводы об искусстве Корелы на основании этих памятников. ]

Монастыри Ладожского озера, некогда тесно связанные с Новгородом, постепенно привлекают к себе пристальное внимание столицы. Еще в XV в. здесь подвизались церковные деятели «московской ориентации» — Савватий Соловецкий и Александр Свирский. В XVI в. Валаамский монастырь ставился в один ряд с крупнейшими «промосковскими» монастырями — Кирилло-Белозерским, Соловецким, Волоколамским. Интерес москвичей к Валаамскому монастырю подтверждается и тем, что автор одного ия видных публицистических сочинений ХИ в. написал его в форме беседы легендарных основателей монастыря — Сергия и Германа. [Г. Н. Моисеева. Валаамская беседа — памятник русской публицистики середины XVI века. М.— Л., 1958, стр. 116.] Под нарастающим натиском московского влияния на Севере новгородскому художественному авторитету приходилось понемногу отступать. Но на протяжении всего XVI в. Новгород еще имел огромное Значение в Обонежье. Слишком сильны были складывавшиеся веками культурные связи, сказывавшиеся на стиле искусства. Из Новгорода на Север продолжали ввозить иконы, становившиеся образцами для местных художников. [Назовем два памятника, заслуживающих особой публикации. В частном собрании в Москве хранится двусторонняя выносная икона 1531 г., вывезенная ия д. Воробьево близ Машеяера, откуда происходит и «Илья» ХV в., упомянутый в предыдущем разделе. На одной стороне изображен Никола Зарайский, на другой — Богоматерь типа «Знамения»,представленная в круглом медальоне, заполненном изображениями херувимов и помещенном в свою очередь в тетраморф. Вокруг медальона надпись: «Достойно есть яко воистину блжити тя бце прсноблженную и пренепорочную и мрить (так!) бга нашего чстнейшую херувимы и славнейшую серафимы безо истление бга слва». Такой иконографический извод в живописи редок, но очень распространен в мелкой пластике XVI в. (в панагиях. См. Т. Э. Николаева. Произведения мелкой пластики XIII — ХЧП веков в собрании загорского музея. Каталог. загорск, 1960, № 101, 108, 109, 110 и др., стр. 229, 244, 246, 248). На стороне с изображением Николы на нижнем поле надпись изящной вязью: «Поставлена бысть икона сия в лето 7040 (1531) месяца декабря в 6 день повелением рабы божия Анны Григорьевской жены Печенигова» (эту надпись приводим в упрощенной орфографии). Размер иконы бея рукояти — 49 X 46 (необычно большая ширина за счет боковых орнаментальных выступов) (рис. 49). Судя по художественным особенностям, выносная икона из Воробьева исполнена не северным, а новгородским мастером. Анализ записи косвенно подтверждает данные стиля. Печенеговы были ив тех «послужильцев», которых «испоместили» в новгородские земли после присоединения Новгорода. Когда-то их род принадлежал ко дворам бояр Ивана и Василия Борисовичей Тучковых (о Печенеговых см. сведения разрядной книги писца Дмитрия Китаева — так называемой «Поганой книги», приводимые Карамзиным в «Истории государства Российского», иад. 2. СПб., 1819, т. VI, прим. 201; «Переписная окладная книга по Новугороду Вотьской пятины 7008 года».— «Временник МОИДР», т. XI. М., 1851, Материалы, стр. 22, 25, 101; т. XII,-М., 1852, стр. 43 — 44, 102; АСЭИ, т. Ш. М., 1964, стр. 70 и 137, Н. Мятлев. Печенеговы.— «Летопись историко-родословного общества в Москве». М., 1913, вып, 1 — 2 (33 — 34), стр. 1 — 18; К. В. Базилевич. Новгородские помещики иа послужильцев в конце ХЧ в.— И8, т. 14, М., 1945, стр. 65 — 73; С. Б. Веселовский. Феодальное Землевладение в северо-восточной Руси, т. I. М.— Л., i947, стр. 295). Григорий Васильевич Печенегов; сын Василия Константиновича, умер до 1539 г., владел поместьями в Сакульском и Ровдужском погостах Водской пятины (Н. Мя т лев. Ук. соч., стр. 15). Естественно, что представители этого рода обратились с заказом не в провинциальную, а в новгородскую художественную мастерскую. О назначении вклада Запись умалчивает. Очевидно, икона была поставлена в один ия заонежских монастырей или в местную церковь (возможно, в Машезерский монастырь, вновь оживший после запустения в конце XV в. См, «Писцовые книги Обонежской пятины 1496 и 1563 rr.». Л., 1930, стр. 113). Бесспорно, новгородскими мастерами исполнена в начале XVI в. храмовая икона «Успения» иа Успенского собора' Кеми. Успенская церковь в Кеми уже существовала в XVI в. на месте ныне стоящей постройки 1711 г. См. «Древнерусское искусство. Выставка „Итоги экспедиций..."», стр. 25, рис. 13. Существуют известия и о рукописях, вложенных в XVI в. новгородцами в северные церкви. Например, шесть месячных миней, посланных около 1552 г. Ефросиньей Валуевой в Климецкий монастырь (см. А. Е. Викторов. Описи рукописных собраний в книгохранилищах северной России. СПб., 1890, стр. 287 (№ 5); В. И. Срезневский. Описание рукописей и книг, собранных для имп. Академии наук в Олонецком крае. СПб., 1913, стр. 32). ] Не исключено, что там работали и новгородские мастера. [Вряд ли столь крупную икону, как кемское «Успение» (размер 147 Х 117), везли из Новгорода. Скорее всего ее исполнили на месте.] Постепенное снижение художественной роли Новгорода в Обонежье объясняется не столько силой московских «форпостов», сколько иными причинами: угасанием новгородской художественной школы и главное — ростом местной северной культуры, смело заявляющей о своей самостоятельности.

Читайте далее: Иконостасы и убранство церквей в XVI веке