Э. С. Смирнова. Живопись Обонежья

Северная живопись XV века

Экономические и культурные связи Каргополя и Обонежья были довольно тесными. Кроме того, на территории самого Обонежья были владения Кирилло-Белозерского монастыря. [«Материалы по истории Карелии ХII — ХIV вв.». Под ред. В. Г. Геймана. Петрозаводск, 1941, стр. 265 — 267.] Не случайно в Муромском монастыре, расположенном неподалеку от Пяльмы, были найдены чиновые иконы начал: XVI в., в которых заметно влияние московского искусства. [Иконы с изображениями Иоанна Златоуста, Григория Богослова, Петра митрополита, Сергия Радонежского. ГРМ, инв. 2905, 2906, 2904 и ВХ-42336. ]

Обонежские иконы XV в. показывают, что край оставался провинцией Новгорода не только в политическом, но и в культурном отношении. Искусство Новгорода имело для северных мастеров огромное значение, служило объектом подражания.

Вероятно, иконописцы нередко копировали новгородские иконы, попадавшие на Север. В местных памятниках отразилось разнообразие направлений в современном им новгородском искусстве и, может быть, следы бытовавших здесь древних образцов (если верно наше предположение о Богоматери из Вегоруксы). Разновременное и разностильное смешивается в этих иконах. Стилистическая пестрота обонежских памятников во многом объясняется разобщенностью художников. Как показывают сохранившиеся от более позднего времени письменные источники, местные иконы создавались мелкими мастерскими, а иногда работавшими в одиночку деревенскими мастерами.

Новое очень медленно проникает в северную живопись. Она отстает в своем развитии от новгородской. Многие иконы неумелы, даже примитивны по исполнению. Однако своеобразие местного искусства не сводится к атому. Оно выражается в более существенном — в особом восприятии мира северными художниками, в ином обратном строе их произведений. В этих иконах словно отравилась суровость и простота людей Севера. Их святые коренасты и мужиковаты, решительны и простодушны. В XV в. живопись самого Новгорода постепенно склоняется, по выражению В. Н. Лазарева, «к изящному и мягкому», и контраст между искусством Новгорода и его северной провинции выступает все более сильно.

XV век — время большой популярности новгородского искусства. Его влияние заметно не только на территории политически Зависимых земель, но даже в таких отдаленных местах, как Кирилло-Белозерский монастырь. [В.Н. Лазарев. Живопись и скульптура великокняжеской Москвы.— «История русского искусства», т. Ш. М., 1955, стр. 190; его ж е. Дионисий и его школа.— Там же, стр. 484;.Ю. Н. Дмитриев. Одна из лицевых рукописей Новгорода.— «Из истории русского и западноевропейского искусства». М., 1960, стр. 63; Р.С. Смирнова. Две иконы на Кирилло-Бeлозерского монастыря.— «Сообщения Гос.Русского музея», вып. VIII. Л., 1964, стр. 93 — 104.] Иконы новгородского круга попадали в Дмитров, давно вошедший в состав Московского княжества .[ Е. М. Кристи, С. В. Ямщиков. Два памятника новгородской живописи из Дмитровского краеведческого музея.— Сб. «Возрожденные шедевры». М., 1963, стр. 28 — 34.] Живопись Вологды в XV в. также испытывала некоторое воздействие Новгорода. [«Богоматерь Грузинская» с фигурой Иоанна- Лествичника на поле нз Каргополя в Вологодском музее (воспр.: Е. С. Овчинникова. Новый памятник станковой живописи ХЧ века круга Рублева.— Сб. «Древнерусское искусство XV — начала XVI веков». М., 1963, стр. 115).]

Новгородские приемы, проникая в эти далекие края, подчинялись местным условиям, сочетались с древними местными культурными традициями. Новгородское искусство разветвлялось, образовывались его многочисленные варианты. Многие памятники можно относить к новгородской школе лишь с очень большой долей условности.

Наиболее близкую аналогию живописи Обонежья можно найти в искусстве Двины. Правда, там продолжало существовать и то направление, которое было связано со среднерусской художественной традицией. Так, в иконе «Сошествие во ад» из с. Осиновое [ГТГ. В. И. Антонова, Н. И. Мнева. Каталог..., т. I, № 322.] использован нежный лиловато-розовый цвет, как в житийном Николе из погоста Большие Соли на Волге. [ГРМ. См. В. И. Антонова. Московская икона начала XIV века..., стр. 383, рис. 2.] Можно предположить, что северный мастер был знаком с памятниками ростовского искусства. Иное течение, связанное с новгородской культурой, представлено «Чудом Георгия» из погоста Нермуши на Онеге [Гос. Эрмнтаж. Воспр.: А.Косцова. Экспедиции 1959-1960гг. по выявлению н собиранию произведений древнерусского искусства.— «Сообщения Гос. Эрмитажа», вып. ХХШ. Л., 1962, стр. 69.]. Икона восходит к тому же иконографическому варианту, что и краснофонный «пашский Георгий» [ГРМ, Воспр.: «История русского искусства», т. II. М., 1954, вклейка у стр. 220].

Но двинские мастера существенно видоизменили новгородский оригинал: фигура всадника потеряла рыцарственную утонченность, движение стало не столь стремительным, вместо сказочного коня изображена коренастая лошадь, ослепительная киноварь сменилась мягкими охрами.

Между этим «новгородским» направлением в искусстве Подвинья и живописью Обонежья в XV в. все еще нельзя провести четкую границу. Сравнивая искусство Обонежья и Архангельского края, необходимо принять во внимание, что сейчас известно еще очень мало двинских икон XV в. Возможно, что будущие находки в двинских селах позволят более ясно определить его своеобразие по сравнению с соседним Обонежьем.

Памятники обширного новгородского круга образуют сложную, пеструю картину. Среди них вырисовываются произведения, которые тяготеют к «северным письмам» или составляют как бы переходное Звено между искусством самого Новгорода и его многочисленных провинций. Таковы, например, поясной «Никола» XIV в. с узорным нимбом [ГРМ инв 2058], краснофонный складень рубежа XIV и XV в. с изображением Николы, Власия, Флора и Анастасии [ГТГ. См. В. И. Антонов а, Н. Е. Мне в а. Каталог..., т. I, М,35, табл. 41.], «Никола, Илья, Параскева и Власий» того же времени [ГРМ. См. В. Н. Лазарев. Искусство Новгорода, табл. 89-б.], «Восхождение Ильи» XV в. [ГРМ. См. Н. П. Лихачев, Манера письма Андрея Рублева. СПб., 1907, стр. 65.]

Эти иконы могли быть созданы и на Севере, и в иной новгородской провинции, и в каких-то посадских мастерских Новгорода. К сожалению, художественный облик этих «низовых» новгородских мастерских изучен еще недостаточно. Для характеристики художественных течений в собственно новгородском искусстве многое могло бы дать исследование книжной миниатюры, где памятники локализуются более точно. Тогда можно было бы с большей определенностью судить о многообразии и взаимодействии местных направлений в искусстве .новгородской школы. Дальнейшее изучение искусства Новгорода позволит, быть может, говорить не только о зависимости северной и вообще провинциальной живописи, от культуры центра, но и поставить вопрос об обратной связи: о роли провинциальных течений в сложении демократической новгородской культуры.

Живопись Обонежья не превратилась в самостоятельную школу. Не только в XIV, но и в XV в. она питалась художественными идеями Новгорода и была лишь одним из локальных вариантов новгородского искусства. Но ей принадлежит весьма значительное место в том сложном многообразном полифоническом явлении, которым была новгородская школа. Памятники Обонежья дают представление о мощном пласте народного крестьянского искусства, которое существовало в новгородской провинции.

Читайте далее: Обонежье в XVI веке