О. И. Подобедова.
Московская школа живописи при Иване IV

Грандиозные замыслы

В эти годы разрабатываются замыслы грандиозных монументальных ансамблей, циклов станковых произведений и иллюстраций в рукописных книгах, которые в целом имеют общие тенденции.

Обнаруживается стремление связать историю Московского государства с всемирной историей, показать «избранность» Московского государства, являющегося предметом «божественного домостроительства». Эта идея подкрепляется многочисленными аналогиями и3 ветхозаветной истории, истории Вавилонского и Персидского царства, монархии Александра Македонского, римской и византийской истории. Недаром с особенным вниманием и такой тщательностью в кругу макарьевских книжников создавались хронографические томы Лицевого летописного свода. Недаром в монументальных ансамблях храмовых росписей и росписи Долотой палаты такое значительное место отводилось историческим и ветхозаветным сюжетам, отбиравшимся по принципу непосредственной аналогии. [А. Е. Пресняков. Летописное дело в XIV — ХЧ1 вв.— «История русской литературы до XIX», т. 1. М., 1916, стр. 266; его же. Московская историческая энциклопедия XVI в.— «ИОРЯС», т. V, кн. 3. C1I6., 1900, стр. 824 — 876; О. И. Подобедова. Миниатюры русских исторических рукописей, М., 1965, стр. 114 — 124.]

Одновременно весь цикл произведений изобразительного искусства пронизывался и идеей божественности единодержавной власти, ее богоустановленности, ее исконности на Руси и непосредственной преемственности царского достоинства от римских и византийских императоров и непрерывности династии «богоутвержденных скиптродержателей» от князей киевских и владимирских до государя московского. [С. В. Бахрушин. Научные труды, т. II, стр. 266, 321.]

Все это вместе взятое имело целью подкрепить и оправдать сам факт венчания на царство Ивана IV, обосновать дальнейший ход единодержавной политики не только в самом Московском государстве, но и перед лицом «православного Востока». Это было тем необходимее, что ожидалось «утверждение» венчания Ивана IV патриархом константинопольским, которое, как известно, осуществилось лишь в 1561 г., когда была получена «соборная грамота».

Не менее важное место в общем замысле занимала идея возвеличения военных действий Ивана IV. Его военные выступления трактовались как войны религиозные в защиту чистоты и неприкосновенности христианского государства от неверных, освобождающие христиан-пленников и мирное население от татар-захватчиков и утеснителей.

Наконец, не менее значительной представлялась тема религиозно-нравственного воспитания. Она трактовалась в двух планах: более углубленном с определенным философско-символическим оттенком в интерпретации основной христианской догматики и более непосредственно — в плане нравственного очищения и совершенствования. Последняя тема. имела еще характер личный — дело шло о духовном воспитании и самоисправлении юного самодержца.

Все эти тенденции или, точнее, все эти грани единой идейной концепции по-разному реализовались в отдельных произведениях искусства на протяжении всего грозненского царствования. Кульминацией в раскрытии и воплощении этой концепции явился период восстановительных работ 1547—1554 гг. и шире — время деятельности «избранной рады». После 1570 г. до конца царствования Ивана IV, как известно, резко сокращается объем работ в области изобразительного искусства, постепенно гаснет напряженность эмоционального содержания, ощущение единственности и избранности. Оно заменяется другим, более суровым, скорбным, порой трагедийным. Отзвуки торжества, самоутверждения, столь характерные в начальной поре, лишь изредка дают о себе знать в отдельных произведениях как запоздалые отблески былого, чтобы совсем угаснуть в начале 80-х годов. В конце царствования Грозного на первое место в художественной жизни выдвигается прикладное искусство. Если становится невозможным утверждать и прославлять идею единовластия как таковую, то естественно придать пышность дворцовому обиходу, дворцовая утварь, как и царская одежда, покрытые узорочьем и драгоценностями, нередко превращаются в уникальные произведения искусства.

Обращает внимание характер литературных работ, предпринятых в порядке «подготовки» к венчанию в кругу митрополита Макария. Среди них особенно следует выделить сам чин венчания на царство, с его непосредственной связью с «Скаванием о князьях владимирских». Рассказ о получении Владимиром Мономахом царского венца и о венчании его «на царство» содержится в Степенной книге [Степенная книга.— ПСРЛ, т. XXI, ч. I, стр. 188.] и Великих Минеях Четьих [Великие Минеи Четьи, сентябрь. СПб., 1869, стлб. 1308 — 1336.], т. е. литературных памятниках макарьевского круга. Начальные томы хронографической части Лицевого летописного свода, а также расширенная (по сравнению с иными списками Никоновской летописи) редакция текста первых шести листов Голицынского тома Лицевого летописного свода, также содержат повествование о начале княжения Владимира Мономаха в Киеве и о венчании его «на царство» регалиями, присланными византийским императором. [Подробнее об этом: О. И. Подобедова. Миниатюры русских исторических рукописей, стр. 115 — 117.]

В непосредственной связи с ними находятся миниатюры, украшающие хронографическую часть Лицевого свода, а также миниатюры первых шести листов Голицынского тома. В миниатюрах хронографической части Лицевой летописи, в свою очередь, находят дальнейшее раскрытие темы богоустановленности единодержавной власти, введения Руси в общий ход всемирной истории, а также идея избранности московского единодержавна. Таким образом, обозначается определенный круг литературных памятников. [Более ранние тексты, как, например, «Послание Спиридона Саввы», естественно должны связываться с эпохой Ивана Ш, в частности с событиями самого конца XV — первой половины XVI в. К числу памятников эпохи Ивана IV следует отнести еще ряд дипломатических документов, содержащих названный рассказ в качестве обоснования царского титула Грозного. Подробнее об этом см.: Р. П. Дмитриева. Скаванье о князьях владимирских. М.— Л., 1955; О.И. Подобедова. К вопросу о составе и происхождении Лицевого летописного свода второй половины XVIII.— «роблемы источниковедения», т. Х. М., 1961, стр. 302 и сл.]

Эти же темы получают дальнейшее раскрытие в росписях Золотой палаты, в рельефах царского места («мономахова трона»), воздвигнутого в Успенском соборе, в росписи портала Архангельского собора. Иконы, исполненные псковичами, казалось бы, чисто догматические по своему содержанию, несут в себе завязку, а быть может, и раскрытие темы священного характера войн, ведомых Иваном IV, богоизбранности подвига воинов, удостоенных венцов бессмертия и славы, что достигает кульминации в иконе «Церковь воинствующая» и в изображении Христа — победителя смерти в «Четырехчастной» Благовещенского собора. Эта тема в своей программной, наиболее разработанной форме воплощена в первой русской «батальной картине» — «Церковь воинствующая». Непосредственным раскрытием ее подтекста являются росписи усыпальницы Ивана IV (в диаконнике Архангельского собора), а также сама система росписей собора в целом (если считать, что дошедшая до настоящего времени его роспись полностью повторяет, как это утверждает Е. С. Сизов, роспись, осуществленную не позднее 1566 г.). [Е. С. Сизов. Датировка росписи архангельского собора Московского Кремля и историческая основа некоторых ее сюжетов.— «Древнерусское искусство. XVII век». М., 1964, стр. 160—174.]

Если даже остаться в пределах самых осторожных предположений о сохранении более ранней росписи, нельзя не видеть, что воинские темы, входящие в состав стенописи, непосредственно ведут к циклу ветхозаветных батальных сцен в росписи Золотой палаты, в которых современники находили прямые аналогии с историей казанского и астраханского взятия. К этому следует прибавить темы личные, «автобиографические», если так можно говорить о сюжетах стенописи Архангельского собора (гл. об усыпальницы Грозного) и Золотой палаты, а отчасти и иконы-картины «Церковь воинствующая».

Наконец, основной христологический, или символико-догматический, цикл икон, выполненных по «государеву заказу», [Помимо «Четырехчастной», это были сохранившиеся до нашего времени «Распятие в притчах», «Обновление храма... воскресением», а так же «Верую», «Троица в деяниях», «Страшный суд» и «Достойно есть».— «Ровыск или список о богохульных строках и о сомнении святых честных икон дьяка Ивана Михайлова сына Висковатого в лето 1533». ЧОИДР, кн. 2, отд. Ш, М., 1858, стр. 2; Н. Покровский. Очерки памятников христианского искусства и иконография, СПб., 1900, стр. 347] связывается с основными композициями росписи Золотой палаты, являясь наглядным выражением всей системы религиозно-философских взглядов той группировки, которую принято именовать «правительством 50-х годов» и которая включала и представителей «избранной рады», и главу русской церкви — митрополита Макария. Будучи обращенной к относительно широким народным кругам, эта роспись имела и иную цель — постоянное напоминание основных религиозно-философских принципов молодому царю, чье «исправление» взяли на себя его самые приближенные из членов «избранной рады». Об этом говорит и наличие в системе росписи Золотой палаты композиций на тему Повести о Варлааме и Иоасафе, в которых современники склонны были видеть историю нравственного обновления самого Ивана IV, а под Варлаамом подразумевать все того же всесильного Сильвестра.

Таким образом, перед нами как бы звенья единого замысла. Темы, начинаясь в одном из памятников, продолжают раскрываться в последующих, читаясь в прямой последовательности в произведениях равных видов изобразительного искусства.

Читайте далее: «Благословенно воинство небесного царя» или «Церковь воинствующая»