О. И. Подобедова.
Московская школа живописи при Иване IV

Золотая палата. Евангельские притчи

Верхние части стен и своды палаты заняли сюжеты, рассчитанные, как сказано выше, на длительное восприятие. Среди них важны морализующие темы. Они не ограничены изображением Варлаама и Иоасафа, которому отведено одно из центральных мест — над южным окном палаты. Влево от него располагаются многофигурные композиции на темы евангельских притч: притча о званых на брак, о богатом и бедном Лазаре (причем в качестве отдельной композиции выделена смерть богача и бедняка). Вправо от беседы Варлаама и Иоасафа представлена притча о сеятеле.

Названные притчи вошли и в состав иконы «Распятие» в притчах, исполненной псковичами для Благовещенского собора, а, кроме того, притча о богатом и бедном Лазаре и смерть богатого и бедного не только повторяют сюжеты росписи царской усыпальницы в диаконнике Архангельского собора, но и по своему содержанию связаны с нестяжательской повестью о похищенном Злате, иллюстрации к которой располагаются в виде яруса росписи на южной стене того же собора.

Все эти изображения на темы притч как бы раскрывают зрителю сущность наставлений Варлаама. Как известно, повесть об обращении царевича современники рассматривали в качестве конкретной исторической параллели: Сильвестр — Иван IV. Что морализующие сюжеты росписи были обращены в первую очередь непосредственно к царю, что заказчики и составители ее программы имели в виду главным образом воздействие на Ивана IV, подтверждает наличие в составе росписи двух конкретно личных сюжетов. Речь идет о двух изображениях болезни и выздоровления царя покаявшегося и внезапной смерти царя «многогрешного».

Два эти сюжета, занимающие каждый половину северо-западного склона, представлены в виде весьма недвусмысленного противопоставления. Оно поясняется и надписью: «Разболевся царь Езекия и приде к нему пророк и речь ему: «умираешь бо ты и не будешь жив». И обратив царь лице свое к стене и помолился господу и глаголя: «помяни господи, работахом пред тобою истинною». В ответ на это: «Бысть слово господне ко Исайю и глаголж иди, прорцы Езекию: услышана молитва твоя и се предложи животу твоему пятидесять лет».

В свою очередь на противоположном изображении содержалась надпись: «Спящу же царю Анастасии и виде во сне мужа страшна, держала хартию в руку и разогнув и обрете в ней вся своя злая дела. Ангел к нему рече с лютостию: Благочестие видя Езекиилиево приложи бог лета. Твое же видя многа согрешения отсекает лета, и порази его скипетром». „"')та прямая аналогия с только что совершившимися событиями (смертельной «огневой» болезнью и неожиданным выздоровлением царя) свидетельствует о злободневности росписи, о конкретных параллелях, наконец., делают недвусмысленным сам адрес морализующего цикла.

Сюда же относится и сцена прощания с умирающим, в которой есть все основания предполагать изображение смерти Василия III, а также сцены, содержащие обличение боярского своеволия в период малолетства Ивана IV, расположенные в диаконнике Архангельского собора. Эти композиции теснейшим образом примыкают к подобной же части росписи Золотой палаты, которая содержит росписи, призванные служить «духовному обновлению», либо же давать оценку конкретным деяниям и событиям в жизни царя.

Читайте далее: Золотая палата. Аллегорические образы и символика