О. И. Подобедова.
Московская школа живописи при Иване IV

Художественная мастерская митрополита Макария

Выше уже говорилось, что первые три тома Лицевой летописи по своей идейной направленности и по своим стилистическим признакам могут быть связаны с мастерской митрополита Макария. Миниатюры макариевской школы всеми исследователями единодушно признаются лучшими ив всего множества книжных иллюстраций, выполненных в середине XVI в. Однако до наших дней сохранились столь разнородные памятники, как Евангелие 1532 г. или же Христианская Топография Козьмы Индикоплова, относящаяся к 50-м годам XVI в., лицевое «Житие Нифонта» и «Сказание о чудесах архангела Михаила», «Слово Иоанна Богослова на успение Богоматери» и «Житие Николы».

Мастера Евангелия 1532 г. еще полностью следуют традициям «иконописной» миниатюры предшествующей поры. В них можно почувствовать отблеск эпохи Дионисия. Исполнители миниатюр, украшающих Евангелие 1532 г., пользуются приемом наложения на золотой фон плотной темперы; они усиливают контуры фигур и складки одежд наложением того же цвета, но большей интенсивности, легко прокладывают пробела, любят мягкие тональные переходы, прибегая к золотым ассистам, придают живописи сходство с перегородчатой эмалью. Иными словами, они все еще сознательно следуют древним традициям.

Исполнители многочисленных житий, таких, как «Житие Нифонта» или «Сказание о чудесах архангела Михаила», работают уже в совсем иной манере, и хотя исполнитель «Жития Нифонта» также обнаруживает некоторую свяаь с дионисиевскими традициями, но это всего лишь отзвуки былого, а настоящее несет в себе много нового. Прежде всего, миниатюры «Жития Нифонта» поражают разнообразием фонов, их большой активностью в общем строе композиции, изысканностью форм, сложным сочетанием архаических форм традиционных византийских зданий с причудливо сказочными и, наконец, вполне реальными, увиденными в натуре. Появляется и новое качество в соотношении фигур действующих лиц и архитектуры. Возникает своеобразная динамика поз и жестов. Наконец, дает о себе знать и новая техника. Темперные краски положены на нагрунтованную бумагу «в приплеск», так, что «в светах» остается незакрашенный бумажный фон.

Еще больше свободы в исполнении миниатюр «Сказания о чудесах архангела Михаила». Сохраняя ту же технику наложения краски и пользуясь порой тончайшими соотношениями цвета, сделавшими бы честь современной акварели, мастер много старания отдает самому «многоплановому» построению миниатюры. Пространство своеобразно нарастает campy вверх, а членение на планы достигается применением цвета; фигуры даны в движении, порой с характерным «бытовым» жестом. Поражает и необычность архитектурных форм, явно идущая от западноевропейской миниатюры, как правило, изобилуют фоны, представляющие готические здания с башенками и флюгерами.

И хотя в миниатюрах «Сказания о чудесах архангела Михаила», как и в «Слове Иоанна Богослова на успение Богоматери», все еще сохраняется тщательность выполнения, а порой и весьма хорошее ее качество, они в значительной мере приближаются к тому новому типу книжной иллюстрации, которая перестает быть драгоценным украшением книги., а призвана наряду с текстом вести определенное повествование, порой весьма существенно обогащая текст. Вместе с тем в самом обратном строе происходят качественные изменения. Необходимость ведения последовательного рассказа заставляет не только искать большей наглядности, но и обязывает к тщательной продуманности и построенности композиции, ее «читаемости», а отсюда построенности в пространстве.

Все это уже в таких памятниках, как «Житие Нифонта», а главное, «Сказание о чудесах архангела Михаила» и другие рукописи этого круга, предвосхищает то новое, что несут в себе иллюстрации Лицевой летописи. Однако в первых трех томах, при сложности композиционных построений и явно выраженных повествовательных тенденциях, сохраняются и чисто профессиональные качества исполнения и следование некоему определенному эталону. Мы обнаруживаем сложные переплетения чисто «иконных» композиций с сложными повествовательными, порой Замысловатое построение нескольких сюжетов или событий. Это мы увидим позднее и на страницах остальных томов Свода. Общность трех томов, помимо некоторого сходства композиционных построений, отбора сюжетов (батальных, преобразовательных, призванных утвердить и возвеличить власть московского самодержца ссылками на исторические аналогии), определяется и самой тщательностью роскрыша, особенностями колорита, большей тонкостью и качественностью исполнения.

Художники макарьевской мастерской явились профессиональным ядром в той дружине мастеров, в которую вошли лучшие живописцы из разных городов для выполнения государева заказа. Рукопись «Жития Николы» становится своего рода гранью между работами собственно макарьевской мастерской и произведениями многочисленной дружины исполнителей Лицевой летописи. В пределах трех томов хронографической части можно проложить внутреннюю границу работы собственно макарьевских мастеров и деятельности всей многочисленной дружины иллюстраторов «школы Грозного». В первой половине первого тома начальные страницы еще не имеют традиционных «заставочных» миниатюр и киноварного заглавия. В первом томе до л. 390 начало каждой библейской книги дается в виде строки вязи вверху страницы без какого-либо отступа. Отличается первый том и особенностями раскраски, миниатюры слегка подцвечены, словно мастер стремится цветом отделить один предмет от другого, достигая таким образом композиционной пространственности. Во второй половине этого тома краска уже прокладывается плотными густыми слоями, появляется сплошная закраска, с повторным наложением более густых тонов в затененных местах, техника «в приплеск» исчезает. Усложняется «палатное» письмо. Возникает множество мелких приемов и композиционных решений, повторяемость фрагментов иконографии, которые объединяют все тома Лицевой летописи. Если в первом томе и отчасти во втором и даже третьем ощущается неустойчивость образа книги, что сказывается и в расположении миниатюр, и «организации» текста, то с середины третьего тома эта неустойчивость исчезает. Принципы ведения рассказа, особенности композиционных построений, трактовка архитектурных фонов, соотношение архитектуры и человеческих фигур и, наконец, изображение природы имеют общие закономерности на протяжении всех остальных семи томов Свода. Образ книги сложился, сформировалась и артель (дружина) исполнителей, трудившихся над осуществлением грандиозной летописи, охватившей период с 1114 по 1533 г.

Еще В. Н. Щепкину удалось установить основное число рисовальщиков (знаменщиков) и исполнителей, производивших роскрыш (раскраску) рукописей. Стилистический анализ рисунка позволяет говорить о наличии по крайней мере шести манер рисунка, а число исполнителей раскраски — не десять, как принято было в литературе, а существенно больше. Сама манера рисунка, то мелочного и суховатого, то очень свободного, пусть порой несколько небрежного, определяет и в самом наложении краски преобладание то линейно-графического, то живописного начала. И хотя цвет наносился последовательно несколькими исполнителями, порой явно ремесленного уровня, тем не менее, и язык цвета, как и рисунок, имели большое значение при передаче всего сложного содержания летописного текста. Выше уже говорилось, что миниатюры Царственной книги сохранили для нас равные стадии работы; в частности, незаконченное (недораскрашенные) миниатюры позволяют думать, что лишь в редких случаях исполнитель сам знамение и сам раскрашивал миниатюру. В большинстве случаев роскрыш организовался по конвейеру: сначала наносились охры, потом Зелень, потом синие и сиреневые тона.

Эта кажущаяся обезличенность раскраски заставляет очень серьезно думать о самой организации процесса работы над Лицевым сводом. Вопрос о наличии у них протографов для изобразительной части Летописи и безусловное наличие впервые созданных иконографических схем для воплощения сложного состава Лицевой летописи требует дальнейшего исследования, ибо, пока черпая все данные только ив материала миниатюры, можно удивляться строгости следования определенным принципам всей, видимо, очень разнообразной дружиной исполнителей.

Если в редактуре текста принимали участие митрополит Макарий, Адашев, Сильвестр и еще некоторые неизвестные или малоизвестные книжники, а на завершающем этапе работы руководство сосредоточилось в руках дьяка Висковатого и, быть может, самого Ивана IV, то кто же ведал всей изобразительной стороной? Предположительно можно еще сильнее расширить роль митрополита Макария,— о художественных навыках и вкусах которого можно говорить с достаточной долей определенности,— в создании художественного образа Лицевой летописи в целом. Она написана на излюбленном Макарием «большом листе». Характер почерка приближается к лучшим томам Великих Миней Четьих (ср. августовский том). Разнообразие источников (особенно для первых трех томов, содержащих множество переводных повестей, наряду с библейскими книгами и историей мировых царств), литературных и изобразительных, было, пожалуй, по плечу только митрополиту Макарию, отличавшемуся широкой образованностью. Но вряд ли именно он мог организовать систему переписывания и иллюстрирования всех десяти томов хотя бы уже потому, что исполнение части ив них пришлось на последние годы его жизни или исполнялось после его смерти.

Логичнее представить себе двух- или несколькостепенную организацию этой работы, подобно тому как были организованы и восстановительные работы после пожара 1547 г. За митрополитом Макарием оставалось до конца его жизни общее руководство, выработка программы, целенаправленность. Самим же исполнением до своей опалы занимался Сильвестр. Обычно именно к исполнению Лицевого свода относят то место в его послании к сыну Анфиму, где он говорит о множестве писцов и золотописцев, долгое время работавших под его началом. После опалы Сильвестра, после смерти митрополита Макария, а потом Адашева дружина, работавшая при Посольском приказе, отчасти продолжала свое дело по инерции, отчасти, как и созданием самого текста Летописи, ее иллюстрированием руководил И. М. Висковатый, испрашивая в ряде случаев непосредственных указаний Ивана IV (а быть может, передавая ему на утверждение и всю изобразительную часть летописи, о чем свидетельствуют приписки Царственной книги).

Миниатюры Лицевого свода по сравнению с рукописями макарьевского круга представляют собой новый шаг в создании книжной иллюстрации. Больше того, они несут в себе те новые качества, какие лишь едва наметились в иконном цикле, созданном после пожара 1547 г. Новшества школы Грозного со всей полнотой раскрылись на страницах Лицевой летописи и, может быть, как никогда до этого, покарали со всей наглядностью, что, видимо, и в иные эпохи новшества иконописи и фрески зарождались на страницах книжной иллюстрации, а потом уже делались достоянием станкового и монументального искусства.

Читайте далее: Система образов и символика «Четырехчастной» иконы