О. И. Подобедова.
Московская школа живописи при Иване IV

Вопрос о пространственно-временных отношениях

Вопрос о пространственно-временных отношениях или построениях в последнее время занимает многих ученых – историков искусства и литературы. [Д. С. Лихачев. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1967, стр. 212 – 223; 254-311. Там же литература вопроса.]

Пространственно-временные отношения в древнерусской литературе качественно отличны от литературы нового времени. Среди многих очень тонких замечаний по этому поводу, высказанных в последнее время, следует особенно остановиться на некоторых из них. Для писателя, прежде всего автора летописного повествования, характерна точка зрения с некоей «надмирной» высоты, когда для летописца «становятся уже не существенными различия между большим и малым,– все кажется уравненным и движущимся одинаково медленно и «эпично»... Летописец прозревает особую, стоящую над частными событиями историческую правду... он изображает весь ход истории, а не соотнесенность событий... Факты и события возникают по воле сверху, но не потому, что одни из них вырывают другие в «земной» сфере... Вечное в летописи дано в аспекте временного. Чем сильнее подчеркивается временность событий, тем больше выявляется вечный и вневременный смысл». [Д. С. Лихачев]

Обращая особое внимание на сложность и сосуществование «разных временных рядов» в пределах одного летописного повествования, исследователи связывают представления о событиях, совершающихся во времени и на разной территории, с теми представлениями о пространстве, которые характерны не только для словесного, но и для изобразительного искусства древней Руси. Отсюда попытка раскрыть связь между географическими и этическими представлениями, совмещение событий не только разновременных, но и разнопространственных, широта охвата и вместе с тем попытка создать микромир – «модель» мироздания.

[Ю. М. Лотман. О понятиях географического пространства в русских средневековых текстах.– «Труды по знаковым системам». И. «Ученые Записки Тартуского Гос. университета», вып. 181. Тарту, 1965, стр. 210 – 216. Ср. В. А. Успенский. К исследованию языка древней живописи.– В кн. Л. Ф. Жегин. Язык живописного произведения, М., 1970, стр. 4 – 34.] Все эти наблюдения пока осторожно высказываются в порядке постановки вопроса.

Как и в литературных произведениях, пространственно-временные отношения имеют свою специфику в каждом жанре средневекового изобразительного искусства. Следует выделить группу произведений, предполагающих длительное созерцание: однофигурные композиции – изображение святых воинов, мучеников, преподобных, святителей или апостолов или иконы Богоматери во всем их иконографическом разнообразии – или же группы икон, взаимосвязанных между собою,– прежде всего чиновые ряды иконостасов. Иначе будут решаться пространственно-временные отношения в иконах с преобладанием повествовательного начала, рассчитанных на последовательное чтение, будь то композиции на темы Апокалипсиса, Страшного суда, иконы-притчи, житийные и даже праздничные иконы.

Названные иконы христологического цикла, как и «Четырехчастная», являют собой один из самых характерных образцов повествовательного жанра, рассмотрение пространственно-временных связей в них особенно знаменательно.

Выше уже говорилось, что в иконах «Распятие... в притчах» и «Обновление храма» повествование читается по строкам и его непрерывный ритм членится на некоторые отрезки изображениями архитектуры и элементами пейзажа. Говорилось также, что те и другие изображены по принципу показа целого по части или же символа, Знаменующего некое усложненное целое, в общем же они довольно условны в своих формах.

Вместе с тем пространственное построение и в той и другой иконе решено по-разному. В иконе «Распятие... в притчах» изображения одинаковых притч (например, преобразующих кончину мира) расположены в пределах одной строки,– это замкнутые в себе отрезки повествования.

В иконе «Обновление храма» перетекание сюжетов из одного в другой достаточно свободно и по композиционному построению, и по внутреннему смыслу. Здесь почти не существует замкнутого пространства. Развернутые в разных ракурсах изображения архитектуры и элементы пейзажа сами по себе представляют некий единый пространственный ряд, они читаются порой не только как фон, на котором расположены фигуры действующих лиц, но и как временные границы. Их легко окинуть взглядом, как и легко рассчитать, пользуясь евангельским текстом, то реальное время, которое заняли все изображаемые события: это три дня, даже не трое суток, потому что ночное время учитывается, только начиная с вечера второго дня. И вместе с тем событий так много, а пространственная протяженность столь велика, что они читаются как некая грандиозная эпопея.

В этом случае прав Д. С. Лихачев, который обращает внимание на существование единой точки зрения «над» событиями. Художник заранее знает, с чего начинается история последних дней жизни и страданий Христа и чем она завершится. Поэтому им взят эпический ритм, поэтому стремится он насытить свое повествование подробностями и по возможности объединить, а не делить между собой все эпизоды.

Вместе с тем следует показать конкретные детали: художник всегда старается напомнить, где происходит действие, будь то города и веси Иудеи, Гефсиманский сад, двор первосвященника или же дворец гегемона. Он фиксирует передвижение действующих лиц, отмечает все переходы, входы и выходы, а чтобы течение событий было непрерывным, он многократно повторяет изображение главного героя – Христа.

Христос – проповедующий, молящийся, предстающий перед первосвященником, Пилатом, Иродом, подвергающийся допросу, унижениям и мучениям, то оправдываемый, то осужденный – всегда в центре внимания. Именно его изображение в разных позах и с равными жестами, характеризующими особенности действий или переживаний, создает устойчивое ощущение последовательности «исторических» событий и утверждает те два аспекта, которые свойственны всему образному строю данного произведения.

Помещенное в круге или сегменте неба изображение бога-отца вносит ощущение второго слоя действия – вневременного, точнее, вечного, ибо это знак волеизъявления миросоздателя. Замкнутая форма круга или сегмента несет в себе символическое представление о совершенстве и связывает вневременное содержание средника с вневременным пластом в повествовании построчном. Но в отличие от большинства произведений средневекового искусства и литературы, непременно ощущается поступательный ход событий. Вряд ли здесь можно сказать, что прошлое художник ощущает как находящееся впереди него а, скорее он просто точно знает исходный и конечный моменты, и между ними двумя развертывается множество эпизодов. [Д. С. Лихачев]

Читайте далее: Пространство и время в «Четырехчастной» иконе и иконе-картине «Благословенно воинство»